"Потому что я так думаю", - в голове у Якова Васильевича от круговерти событий все разом в кисель перемешалось, и стройные вроде бы мысли, опять в кашу превращались. Он лениво выдохнул, мол, до познаний тебе, ученик, еще далеко, а я не обязан свои мысли и силы тратить на такое мелочное. Поерзав в кровати и отложив перо, Исаев все таки ответил на вопрос, хотя из Адашева те сыпались горохом.
- Вот тут и встает истинная трагедия всякого следователя и мастера сыска, если не человечества. Как разделить зерна от плевел, частное от общего и одарить сим просветлением окружающих. Не сделанные вами зарисовки могут понадобиться нам в любую минуту, а что я предъявлю ? мой, простите, профиль? - Яков Васильевич улыбался, не испытывая по утраченному сожаления, память его еще была остра, да и на новых людей в таки делах полагаться тогда- совершать преступление не меньшей кровожадности.
- Если вы в канцеляриях так мямлить будете, то ничего они вам не выдадут, друг мой, чиновники -это собаки, кормленные человеческой кровью и наглостью, а у вас ни того, ни другого, - устало откинувшись на подушки, Яков впервые за утро ощутил, что все таки ранен и лучше было бы повременить с погоней за невиданным врагом, а может даже отдать это дело другим товарищам. Так ведь отчитываться придется, заклюют и по голове не погладят, да и слава, будь она не ладна, пойдет по Петербургу дурная. Постарел мол, Исаев, потерял хватку. Стареть разумом не хотелось сильнее, чем бренным телом, которое подводило и ныло от раны.
- Ступайте с Богом, - с каким то задумчивым тоном произнес Яков Васильевич и глянул на часы. Суета в мыслях всега приходила в ровное течение под ровный ход механизмов, но в голове у следователя не шестерни, а кровь и иные субстанции, а значит, по воле остановиться не могут. Когда Осип обратился к нему, он нахмурился и промолчал, дела земные и волнительные вносили в душу Исаева раздор, который не пригоден был в деле сыска. Как ни крути, кругом одни минусы от проживания под боком помощника, хотя бы в силу опасностей, что посыпались на голову двоих. Поэтому умолчал Исаев и о комнате, лишь с раздражением накрывшись с головой. Письмо, отданное Осипу после получасового самовольного заточения в плену душного ватного одеяла, велено было отнести немедленно и оставалось только ждать. В часы вынужденного затишья Яков Васильевич придавался губительному для своего внутреннего мира самоанализу, выискивая ошибки и промахи. Вот и сейчас, все еще прибывая под тяжелым одеялом с головой, Исаев тщательно анализировал, но преступные замыслы, которые были бесхитростны, хоть и кровожадны, а его отношение к Адашеву. Привычный, аскетичный ритм жизни с некоторым уставом, конечно, он придавать не намеревался, да и не в том возрасте Исаев, чтобы розовые лепестки под ноги метать, но все таки. Как не ерзал, не вертелся следователь в своем коконе, какие мысли не брал, а все выходило, что Адашев приятен мужчине всем своим созданием. Да, робкий, да, неуверенный, но это лишь юность и от того делалось сладко на языке. Яков гладил свои губы пальцами и вспоминал невольный поцелуй. Неловко вышло, следовало извиниться, но ведь и вины не ощущалось, а обманываться не хотелось. Вконец измотав себя, но выстроив ясный план, Исаев обрадовался визиту того, кому писал часом ранее.
В комнату к больному вошел высокий, статный мужчина, уже не молодой юнец, каким он всегда казался Исаеву. Темные кучерявые волосы на висках и кончиках были мокрыми от снега, а лицо румяно и не в пример русской зиме, темно от загара.
- Яков Васильевич, это дурная традиция, встречаться всякий раз при столь скорбных обстоятельствах, - а голос оставался все таким же звонким и таким же мальчишеским, но более не дрожал при виде начальства. Мужчина подвинул самовольно стул ближе к кровати больного, чувствуя, что разговор будет долгим.
- Без оных, ты, беспокойная душа, не явился бы вовсе, - беззлобно отметил Исаев, изображая из себя помирающего на глазах. Он даже кашлянул было для тяжести картины, надеясь тем самым заработать снисхождение у гостя. Темные брови сошлись на переносице, молодые карие глаза потупились и ресницы дрогнули, Яков Васильевич сообразил, что попал в цель, если не жестом, то словом. Его гость помялся, находя слова оправдания.
- Я прямо с доклада, наспех дочитал и к вам, Яков Васильевич, -Дмитрий Александрович Вяземский числился в дипломатической миссии при министерстве иностранных дел и служил в посольстве в Индии уже третий год. Успехи по основной части были не великие, индусы и так были рады услужить России матушке, зато на данной работе у Вяземского появилась масса свободного времени для своего главного увлечения. Он вступил в археологический клуб, даже стал членом исторических наук, набрав авторитета среди именитых старцев. Если бы Исаев не выпер тогда Дмитрия прочь из своего отделения, то не видать России очередного ученого мужа.
- Мы докопались до гробниц, воспетых...- Дмитрий запнулся, видя, как Исаев бесстыдно закатывает глаза, как тогда, когда Вяземский говорил ненужную чушь. Это вызвало улыбку и обоих, словно и не было трех длинных лет, словно все вернулось на круги своя. Дмитрий робко протянул книжицу, что прижимал к груди и не менее робко перешел на "ты".
- Напугал, - буркнул он обиженно, словно обвинял не своего бывшего учителя, а кого-то больше. Исаев снисходительно отмахнулся, уткнулся в принесенный словарь с малым тиражом выпуска и из-за баррикады книги уточнил:
- Как Елизавета Петровна? - вроде и время прошло, да и все уже выяснилось и уложилось, а не мог Исаев упустить такого чудного момента, кто же станет нападать на болящего? Вот и Вяземский смутился, насупился, но сделал вид, что не задет:
- В Крыму, на водах. Ты помнишь, я писал. Врачи рекомендовали, после чахотки морской воздух, - словно и виноват, но оправдан, Дмитрий с облегчением вздыхает и не видит ничего неправильного в том, что далеко от жены. Да и когда он успевал жалеть о женщинах в своей судьбе?
- Ты много писал, - пошуршав страницами, словно выискивая ответы в словаре, Яков Васильевич соизволил опять посмотреть на своего гостя и так вышло, что взгляд этот задержался немного дольше, а вышел каким то болезненным. Осип нарушил это неловкое молчание стуком, сообщая, что помощник вернулись и что нынче делать? стол накрывать на всех? И куда свечи нести, ежели в спальне уже и духота, да и рубаху бы сменить.
- Дмитрий Александрович, это Александр Дмитриевич, мой помощник и студент юридического факультета, - улыбнувшись случайному фатализму в своей судьбе, Исаев представил молодых людей друг-другу и откинул книжицу прочь.
- Нам необычайно повезло, Дмитрий хорошо разбирается в той тарабарщине, что была написана на вас, мой друг. Он, хоть и окончил юридический, но волею судьбы стал не плохим историком, - откинув одеяло с голого тела, Яков Васильевич невозмутимо продемонстрировал всему миру свою наготу, чем вызвал у Осипа приступ паники.