Дядюшка Блудов единственный человек посвящённый в тайну, кем является Серж Багровый. Именно с его лёгкой руки, Наташенька могла совершенно не беспокоиться, что её кто-то раскроет. Вадим Дмитриевич удивительный, широкой души человек. Он поощрял вылазки своей племянницы под видом молодого юнца, которая разделяла его взгляды на жизнь. Дядюшке минуло за пятьдесят, седина коснулась прядей волос на висках, но считал он себя молодым, с молодежью водился, любил выражаться - "мне до сих пор шестнадцать и я опять влюблён, как в первый раз. Седлайте же скорей коней, я весь горю! Я еду к ней!". В семействе Блудовых он был единственным тунеядцем, который никогда даже не мыслил работать. Его любили маменька и папенька, как самого младшенького, много баловали. Поэтому он тратил свою жизнь на весёлые приключения по миру, а затем приезжал с рассказами о том, какие заморские прелести познал, привозя сувениры.
Вот, например, в этот раз он привёз роман "Чрево Парижа" Эмиля Золя из самого так сказать чрева Французской Империи, ныне провозгласившей себя Третьей Республикой. Дядюшка не переставал твердить, что писатель далеко пойдёт. Добыл скрутки из душистого табака, который расслаблял и просветлял мысли, а ещё удачно сочетался с арманьяком. У Вадима Дмитриевича, можно, было не только читать и просвещаться, но и нюхать, а также дегустировать. Он не забыл припомнить мушкетёров, что сей напиток был их излюбленным. Вечер удался на славу, а дядюшка куда-то укатил за полночь, может, к той самой своей любви, о которой часто вспоминал. Тётушка Антонина, не очень обрадуется, что Наташенька не вернулась, но скорее всего не заметит. Она сама частенько оставалась при императрице. Племянницу шибко не ограничивала, считая, что женщина должна быть вольна в своих решениях. Не удивительно, почему узами брака не обременила себя, хотя пользовалась успехом среди мужского общества. Она много денег вкладывала в училища, особенно с православным уклоном, ведь надо людям во что-то верить, пусть веруют, нежели по улицам без дела околачиваются. Однако трудно сказать, что сама глубоко верующая, скорее тётушка стала бы главой церкви, да вот только фасон одеяния ей не по вкусу. Женщина в её понимании должна цвести, женщина бутон, который раскрывается под старость лет, чем старше, тем ярче цвет. Особый сорт вина, который с годами становится выдержанным и насыщенным. "Коль глупость совершил, пригубив ты вина, не надо говорить, что виновата же во всём она" - пожалуй, такими строками в пору описывать тётушку. Натали ей восхищалась, силой воли, мудростью и изысканным вкусом. Хотела ей подражать, совершенно позабыв, что она ей не настоящая родственница, как впрочем, все Блудовы. Однако же, казалось, девица и не желала вспоминать, кем в прошлом была, став настоящей Наташенькой, маска приросла к коже и сорвав её, ничего не останется, кроме голых костей.
Ей не в новинку притворяться кем-то другим. Серж выглядел страстным молодым человеком, начитанным, готовым встать на стол и цитировать строки поэтов, а иногда свои зачитать. Он мог рассказать про Европу, отчего с ним было приятно вести беседы. Мог рассказать даже то, что видел в Европе, когда гулял, где не следовало приличным людям и не боялся этого озвучить в слух. Подражал своему дядюшке. Натали удачно удавалось копировать своих родственников, собирая воедино самые яркие черты. В женском обществе она блистала, пытаясь быть похожей на тётушку, а в мужском слыла рассказчицей, словно побывала в каждой поездке вместе с дядюшкой, разумеется от лица Сержа.
Ближе к рассвету Серж выдохся, уснув. Что-то снилось приятное. Сирень цвела и дождь пошёл, такой весенний. Тёплый. Кто-то чертыхнулся, отчего душа поэта не выдержала, промямлив сквозь сон.
- Богом называли, а чёртом никак нет. Да, разве похожу я на чёрта?
Чмокая губами, юная особа, попыталась смахнуть воду с лица. Водица-то была далеко не тёплой, как чудилось во сне. Кто-то подёргал за камзол, пытаясь добудиться Сержа-Натали. Слышался недовольный голос. Последняя фраза заставила всё-таки открыть глаза, схватившись за верхнюю губу, где усы были прикреплены для маскировки. Впрямь, ус слетел.
- Сударь, вы ничего не видели.
Серж приподнялся, усаживаясь на тафту и пытаясь, приклеить полоску чёрных усов обратно, но она мокрая. Голова немного кружилась. Камзол распахнут, а белёсая рубаха поверх штанов, небрежно спадала, испачканная благоухающим арманьяком. Грудь Наташенька обычно завязывала бинтами, чтобы никто не догадался. У юнца просто женские черты, ничего необычного.
- Кто вы такой? - Натали уставилась на пустое ведро. Видимо из этого её облили. Как-то зябко. Она просто не могла ещё понять, хорошо ли ей или плохо, что вообще происходит. Что от неё хотят?